Частица тьмы - Терри Тери

Может быть, попробовать отпроситься с собрания и остаться здесь…

Нет. Соберись, Шэй. Приведи себя в порядок. Проникни внутрь, отыщи боль и устрани ее. Не ту боль, что зовется Каем, — с ней так легко не справиться, да и не стоит. Но совладать с физической болью мне по силам.

Я закрываю глаза, сосредоточиваюсь и отправляюсь внутрь себя, чтобы пройти путь вместе с моей бегущей по жилам кровью. Как и всегда, это требует полного внимания, так что внутренняя концентрация отвлекает меня от себя самой или, по крайней мере, от эмоций. Уже само это проникновение успокаивает бурю в душе и вовлекает меня в водоворот кружащихся кровяных клеток, молекул, атомов, частиц — частиц, которые становятся волнами, волнами исцеления. Я успокаиваю и смягчаю припухшие веки, распухший нос, покрасневшую кожу; направляю разум и тело в русло бодрствования и жизнерадостности. И в качестве дополнения легкая настройка трансмиттеров, что несколько повышает уровень серотонина в крови. Такого рода умение было бы незаменимой вещью для психиатра: не потребовалось бы никаких антидепрессантов, всего лишь немножко покопаться в мозгу пациента.

Я открываю глаза, когда уже готова посмотреть миру в лицо. По крайней мере, этому крайне странному его уголку.

Встаю, надеваю через голову свежую тунику. После долгого душа я с облегчением обнаружила, что для нас приготовлена чистая одежда: белые туники, черные леггинсы. Почти что форма вместе с прохладным ощущением золотой подвески на шее.

Открываю дверь и обнаруживаю в коридоре Ксандера. Он одет почти так же, только его туника голубого оттенка, который подчеркивает цвет его глаз. Ни Елены, ни Беатрис не видно.

— Они ушли вперед с Септой, — говорит он, отвечая на мой невысказанный вопрос.

— Я опоздала?

Он качает головой.

— Нет. Я подумал, что нам нужна минутка наедине.

— О… Ладно.

— Я знаю, что последние несколько дней были трудными. Знаю, как тяжело тебе было оставить Кая.

— Да.

— Но не считая этого, ты не против быть здесь?

— Не знаю, — честно отвечаю я. — Я пока еще не понимаю, что чувствую.

— Я могу что-нибудь сделать? — Тот же вопрос задавала и Елена, но смысл другой; он не из тех, кому можно поплакаться в жилетку, да и в любом случае он не это имеет в виду. Ксандер спрашивает о чем-то специфическом, чтобы поправить непоправимое. Впрочем, одно он может сделать: ответить на мои вопросы, особенно на самый важный: где Келли? Но тот его взгляд, которым он смотрел на меня, когда сказал, что любит держать любопытных в беспокойном ожидании… нет. Спрашивать бесполезно. Не исключено, что от этого мне только труднее будет узнать то, что надо знать. Я придерживаю язык и качаю головой.

— Тогда пора идти. — Ксандер предлагает мне руку, и я принимаю ее. Она у него теплая, моя холодная, и что-то в этом простом жесте затрагивает какую-то струнку в душе. Я не понимаю, что чувствую, но не в состоянии размышлять над всеми «что» и «почему», когда он так близко, ведь он прочитает меня как открытую книгу. Надо оставить это на потом.

— Все будет хорошо, Шэй, — говорит он. — Твое место с нами, ты сама убедишься.

Небо усеяно звездами, и света достаточно, чтобы видеть тропинку и поселок. Дома разбросаны под деревьями. Как я уже заметила, когда мы прилетели, на крышах растет трава. Когда мы проходим мимо, и я присматриваюсь внимательнее, то замечаю детали, которых не видела раньше: в основном это лекарственные травы, лук-порей и другая съедобная зелень, но все посажено беспорядочно, а не ровными рядками. Это чтобы сверху выглядело как дикая поросль?

Строения и в самом деле похожи на домики на деревьях, только эти находятся под ними. Или, может быть, с этими живыми крышами они выглядят, скорее, как норы хоббитов. Где они берут электроэнергию? Воду? Есть ли тут телефонная линия или мобильная связь? Интернет?

Ничего подобного я прежде не видела, и во всем этом есть некое ощущение правильности. Маме понравилось бы здесь, мелькает невольная мысль. Она всегда стремилась быть ближе к земле, к деревьям. И здесь всего этого в избытке.

Мои шаги замедляются, и Ксандер тоже приостанавливается. Смотрит на меня, ждет.

— Что произошло между тобой и моей мамой?

— Я любил ее. — Он говорит правду. — В какой-то степени до сих пор люблю. — Через него и его ауру проходит острая печаль.

— Ты уже тогда был выжившим, верно? Как и сказал Кай. Каким образом?

— Произошла авария. В Дезертроне, в США. Слышала о нем?

Я качаю головой.

— Это был ускоритель частиц, построенный в Техасе еще до ЦЕРНа. Официально проект был отменен до окончания строительства, но на самом деле его завершили. Это скрывали после аварии. Другие погибли, я выжил. Никто не понял, что произошло со мной в процессе.

— Когда это было?

— В 1993-м. Уже давно. Я так долго был один.

— Судя по тому, что я видела, всегда есть люди, которые хотят быть рядом с тобой.

— Но не такие, как я. И ты. — Взгляд у него серьезный, задумчивый. — Нам так много надо узнать друг о друге, и я уверен, что у тебя есть ко мне ряд непростых вопросов, как и должно быть. Но знай вот что: я всегда делал то, что считал правильным. Не все всегда получалось так, как мне хотелось, но я старался. Что бы ни говорили твоя мать и Кай.

Он легонько тянет меня за руку, и мы идем дальше. «Я тоже», — мысленно говорю я только себе самой. Я делаю то, что считаю правильным — как, например, когда, думая, что ношу инфекцию, ушла от Кая и сдалась военным. Но в тот раз я ошиблась. Ошиблась, не поверив Каю, когда он сказал мне, что Ксандер является выжившим уже много лет. Ошиблась, не признавшись Каю, что Ксандер мой отец. Как я могу судить других за ошибки, когда сама то и дело их совершаю?

Хотя последствия ошибок Ксандера… что ж. Мои причиняют боль, главным образом, мне, тогда как его убили многие тысячи, а, возможно, уже и миллионы.

Впереди вырастает строение побольше, туда мы и направляемся. Слышится тихий гул голосов. Слабый свет пробивается сквозь зашторенные окна.

Ксандер открывает дверь, жестом предлагает мне войти первой. Он входит следом, закрывает дверь и становится рядом со мной. Комната заполнена людьми, которые сидят на скамейках вдоль длинных столов. Когда мы вошли, они болтали, но теперь разговоры в комнате стихают, и все взоры обращаются на нас.

Может, Келли здесь?

Я окидываю быстрым взглядом комнату: здесь мужчины, женщины и дети всех возрастов, Елена и Беатрис тоже. Но нет никого, хоть сколько-нибудь похожего на Келли.

Все взгляды по-прежнему устремлены на нас, и я начинаю чувствовать себя не в своей тарелке. Но Ксандер, словно уловив мое желание сбежать отсюда, крепко держит меня за руку. Я в ловушке.

— Приветствую вас, — говорит он. — Давно мы не собирались все вместе, и нам о многом нужно сегодня поговорить. Через минуту мы с аппетитом поужинаем, но сначала я хочу вас кое с кем познакомить. — Он делает эффектную паузу и с улыбкой смотрит на меня. — Позвольте вам представить мою дочь Шэй.

Отовсюду раздаются возгласы удивления. Я думала, раз один из них уже знает обо мне, то и все остальные теперь уже в курсе? Впрочем, у меня такое чувство, что Ксандеру нравится быть в центре внимания, и остальные, зная об этом, решили не отказывать ему в удовольствии. Потом лица озаряются улыбками, все вокруг кивают и бормочут: «Добро пожаловать».

Я чувствую себя глупо, хочется сбежать, но я не знаю куда — рядом с Еленой и Беатрис нет свободных мест, — и все по-прежнему смотрят на меня, ждут. Я должна что-то сказать?

Я нервно сглатываю, во рту внезапно пересыхает.

— Э-м-м… здравствуйте. Спасибо.

Ксандер ведет меня к накрытому на шестерых маленькому головному столу в конце ряда. Септа уже там, и еще трое; я гадаю, не изгнали ли кого-нибудь ради меня. За столом еще два пустых стула: один рядом с Септой, и я ожидаю, что Ксандер сядет туда, но он опускается на другой стул, оставляя меня между ним и быстро скрытым недовольством Септы.